Неточные совпадения
У суда стоять —
Ломит ноженьки,
Под венцом стоять —
Голова болит,
Голова болит,
Вспоминается
Песня старая,
Песня грозная.
На широкий двор
Гости
въехали,
Молоду жену
Муж домой привез,
А роденька-то
Как набросится!
Деверек ее —
Расточихою,
А золовушка —
Щеголихою,
Свекор-батюшка —
Тот медведицей,
А свекровушка —
Людоедицей,
Кто неряхою,
Кто непряхою…
21) Перехват-Залихватский, Архистратиг Стратилатович, майор. О сем умолчу.
Въехал в Глупов
на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки.
Бунт кончился; невежество было подавлено, и
на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей,
въезжал с триумфом в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых трех классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать
на каторгу.
Но только что,
въехав на широкий, полукруглый двор и слезши с извозчика, он вступил
на крыльцо и навстречу ему швейцар в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился; только что он увидал в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал, входя по отлогой ковровой лестнице, статую
на площадке и в верхних дверях третьего состаревшегося знакомого швейцара в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, ― Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия.
Карета
въехала на двор, и Степан Аркадьич громко позвонил у подъезда, у которого стояли сани.
В середине рассказа старика об его знакомстве с Свияжским ворота опять заскрипели, и
на двор
въехали работники с поля с сохами и боронами. Запряженные в сохи и бороны лошади были сытые и крупные. Работники, очевидно, были семейные: двое были молодые, в ситцевых рубахах и картузах; другие двое были наемные, в посконных рубахах, — один старик, другой молодой малый. Отойдя от крыльца, старик подошел к лошадям и принялся распрягать.
Чувство предстоящей скачки всё более и более охватывало его по мере того, как он
въезжал дальше и дальше в атмосферу скачек, обгоняя экипажи ехавших с дач и из Петербурга
на скачки.
Утренняя роса еще оставалась внизу
на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он
въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена
на мокрых спицах и ступицах.
Они
въехали в усыпанный щебнем и убранный цветником двор,
на котором два работника обкладывали взрыхленную цветочную клумбу необделанными ноздреватыми камнями, и остановились в крытом подъезде.
На другое утро, несмотря
на упрашиванья хозяев, Дарья Александровна собралась ехать. Кучер Левина в своем не новом кафтане и полуямской шляпе,
на разномастных лошадях, в коляске с заплатанными крыльями мрачно и решительно
въехал в крытый, усыпанный песком подъезд.
Несколько повозок с грязными армянами
въехало на двор гостиницы и за ними пустая дорожная коляска; ее легкий ход, удобное устройство и щегольской вид имели какой-то заграничный отпечаток.
Первый день я провел очень скучно;
на другой рано утром
въезжает на двор повозка… А! Максим Максимыч!.. Мы встретились как старые приятели. Я предложил ему свою комнату. Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот
на манер улыбки. Такой чудак!..
Когда экипаж
въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо.
Бричка,
въехавши на двор, остановилась перед небольшим домиком, который за темнотою трудно было рассмотреть.
Рыжий жид, с веснушками по всему лицу, делавшими его похожим
на воробьиное яйцо, выглянул из окна, тотчас заговорил с Янкелем
на своем тарабарском наречии, и Янкель тотчас
въехал в один двор.
На самый крупный с сеном воз
Он к мужику спесиво всполз
И
въехал в город очень пышно...
Вдруг увидел я ворота и
въехал на барский двор нашей усадьбы.
Пугачев посмотрел
на меня с удивлением и ничего не отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в свои размышления. Татарин затянул унылую песню; Савельич, дремля, качался
на облучке. Кибитка летела по гладкому зимнему пути… Вдруг увидел я деревушку
на крутом берегу Яика, с частоколом и с колокольней, — и через четверть часа
въехали мы в Белогорскую крепость.
Кибитка тихо подвигалась, то
въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то
на одну, то
на другую сторону.
«Да вот она», — отвечал ямщик, указывая
на деревушку, и с этим словом мы в нее
въехали.
На двор его домика, запряженная четверней,
въезжала двуместная карета.
Самгин вздохнул и поправил очки.
Въехали на широкий двор; он густо зарос бурьяном, из бурьяна торчали обугленные бревна, возвышалась полуразвалившаяся печь, всюду в сорной траве блестели осколки бутылочного стекла. Самгин вспомнил, как бабушка показала ему ее старый, полуразрушенный дом и вот такой же двор, засоренный битыми бутылками, — вспомнил и подумал...
Въехали в рощу тонкоствольной, свинцовой ольхи, в кислый запах болота, гниющей листвы, под бричкой что-то хряснуло, она запрокинулась назад и набок, вытряхнув Самгина. Лошади тотчас остановились. Самгин ударился локтем и плечом о землю, вскочил
на ноги, сердито закричал...
На двор
въехал экипаж, и кто-то спрашивал Обломова. Все и рты разинули.
«Дом вдовы коллежского секретаря Пшеницына», прочитал Обломов
на воротах и велел
въехать на двор.
Райский почти обрадовался этому ответу. У него отлегло от сердца, и он
на другой день, то есть в пятницу после обеда, легко и весело выпрыгнул из кареты губернатора, когда они
въехали в слободу близ Малиновки, и поблагодарил его превосходительство за удовольствие приятной прогулки. Он, с дорожным своим мешком, быстро пробежал ворота и явился в дом.
Вот несколько крестьянских подвод
въехали на двор, с овсом, с мукой: скрип телег, говор дворни, хлопанье дверей — все мешает.
Фрегату входить надо было очень верно, как карете
въезжать в тесные ворота, чтобы не наткнуться
на риф.
Зеленый только было запел: «Не бил барабан…», пока мы взбирались
на холм, но не успел кончить первой строфы, как мы вдруг остановились, лишь только
въехали на вершину, и очутились перед широким крыльцом большого одноэтажного дома, перед которым уже стоял кабриолет Ферстфельда.
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с остановками — двенадцать с половиною. Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы
въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы
на голове, болота топки, лошади вязли по брюхо и не знали, что делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой ногой оступится лошадь.
Весело и бодро мчались мы под теплыми, но не жгучими лучами вечернего солнца и
на закате, вдруг прямо из кустов,
въехали в Веллингтон. Это местечко построено в яме, тесно, бедно и неправильно. С сотню голландских домиков, мазанок, разбросано между кустами, дубами, огородами, виноградниками и полями с маисом и другого рода хлебом. Здесь более, нежели где-нибудь, живет черных. Проехали мы через какой-то переулок, узенький, огороженный плетнем и кустами кактусов и алоэ, и выехали
на большую улицу.
Въехав прямо в речку и миновав множество джонок и яликов, сновавших взад и вперед, то с кладью, то с пассажирами, мы вышли
на набережную, застроенную каменными лавками, совершенно похожими
на наши гостиные дворы: те же арки, сквозные лавки, амбары, кучи тюков, бочки и т. п.; тот же шум и движение.
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили
на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее.
Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
В самом деле, бурунов не было, и мы
въехали в ручеек, как
на санях.
Мы
въехали в город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась по тротуарам толпа гуляющих; по мостовой мчались коляски. Мы опять через мост поехали к крепости, но
на мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной стены приехали
на гласис и вмешались в ряды экипажей.
Лишь только мы
въехали на самую высокую точку горы, лошади вдруг совсем остановились и будто не могли идти далее.
Между тем я не заметил, что мы уж давно поднимались, что стало холоднее и что нам осталось только подняться
на самую «выпуклость», которая висела над нашими головами. Я все еще не верил в возможность
въехать и войти, а между тем наш караван уже тронулся при криках якутов. Камни заговорили под ногами. Вереницей, зигзагами, потянулся караван по тропинке. Две вьючные лошади перевернулись через голову, одна с моими чемоданами. Ее бросили
на горе и пошли дальше.
Когда он в черной темноте, кое-где только освещаемой белеющим снегом, шлепая по воде,
въехал на прядущем ушами при виде зажженных вокруг церкви плошек жеребце
на церковный двор, служба уже началась.
«У них ли еще она?» думал он
въезжая на знакомый, заваленный свалившимся снегом с крыши старинный помещичий, огороженный кирпичной стенкой двор тетушек.
В семь часов вечера Иван Федорович вошел в вагон и полетел в Москву. «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва; в новый мир, в новые места, и без оглядки!» Но вместо восторга
на душу его сошел вдруг такой мрак, а в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во всю свою жизнь. Он продумал всю ночь; вагон летел, и только
на рассвете, уже
въезжая в Москву, он вдруг как бы очнулся.
Почему с отвращением вспоминал это потом, почему
на другой день утром в дороге так вдруг затосковал, а
въезжая в Москву, сказал себе: «Я подлец!» И вот теперь ему однажды подумалось, что из-за всех этих мучительных мыслей он, пожалуй, готов забыть даже и Катерину Ивановну, до того они сильно им вдруг опять овладели!
— А так и
въезжают. Сядет в сенях один другому верхом
на плечи да в благородное семейство и
въедет, сидя верхом. Какой же это гость?
— Да вот этот мальчик
на этом мальчике сегодня
въехал, а вот тот
на том…
Миновав дворов пять, мы сворачиваем вправо, спускаемся в лощинку,
въезжаем на плотину.
Начали мы было разговаривать о последней нашей охоте, как вдруг
на двор
въехала телега, запряженная необыкновенно толстой сивой лошадью, какие только бывают у мельников.
Я тотчас сообщил кучеру его предложение; Ерофей объявил свое согласие и
въехал на двор. Пока он с обдуманной хлопотливостью отпрягал лошадей, старик стоял, прислонясь плечом к воротам, и невесело посматривал то
на него, то
на меня. Он как будто недоумевал: его, сколько я мог заметить, не слишком радовало наше внезапное посещение.
Въезжая в эти выселки, мы не встретили ни одной живой души; даже куриц не было видно
на улице, даже собак; только одна, черная, с куцым хвостом, торопливо выскочила при нас из совершенно высохшего корыта, куда ее, должно быть, загнала жажда, и тотчас, без лая, опрометью бросилась под ворота.
Мы сели в телегу и через полчаса уже
въезжали на двор господского дома.
Всеобщее огорчение было произведено тем, что через минуту ворота отперлись и карета
въехала на двор: любознательность лишилась надежды видеть величественного офицера и еще величественнейшую даму вторично при их отъезде.
Наконец в стороне что-то стало чернеть. Владимир поворотил туда. Приближаясь, увидел он рощу. Слава богу, подумал он, теперь близко. Он поехал около рощи, надеясь тотчас попасть
на знакомую дорогу или объехать рощу кругом: Жадрино находилось тотчас за нею. Скоро нашел он дорогу и
въехал во мрак дерев, обнаженных зимою. Ветер не мог тут свирепствовать; дорога была гладкая; лошадь ободрилась, и Владимир успокоился.